|
|
Анна КОЗЫРЕВА. Гуси-лебеди |
|
2018 г. |
Форум славянских культур |
|
ФОРУМ СЛАВЯНСКИХ КУЛЬТУР |
|
|
|
Анна КОЗЫРЕВАГуси-лебедиПовесть Почти детективная главаВесна в Москву нагрянула неожиданно. Накануне ещё лежал снег на газонах скверов и парков. Привычно морозило, и звёзды в ночном небе светились по-зимнему холодными светлячками, а ночью опрокинулся сплошной стеной дождь, размыл снежные покрова, разогнал стужу, цеплявшуюся за окрай зимней шубейки, и утром по небу, очистившемуся от плотной облачной кокоры, поплыли светлые облака, и зашумела веселая капель, устремилась потоками вниз с крыш. И весь мир, видимый и невидимый, весьма ощутимо полнился через край, как деревья живительным соком, предчувствием вешнего сияющего солнца. Весна! Весна пришла! – зачивиркали городские воробьи-воробушки, да и горластое вороньё, черными стаями с шумом и граем неистово носившееся над округой, не могло скрыть вороньей своей радости. Вечерние слабые сумерки робко заглядывали в широкие окна школьного класса, где парами смиренно сидели за столами родители семиклассников, внимающие каждому слову классного руководителя: – Четверть мы заканчиваем неплохо. У меня к детям претензий практически нет. Что было, – я высказала, и думаю, что к окончанию учебного года мы подойдем с хорошими результатами. Так что, дорогие родители, вы свободны… – и она приятно улыбнулась всем сразу. В классе стало шумно и суетливо. Многие родители ринулись к дверям. Кто-то, однако, поспешил подойти к учительнице, которая, меж тем зорко прихватив взглядом Сергея и Людмилу, робко просидевших на «камчатке» и в общем потоке направившихся к выходу, остановила: – Сергей Васильевич, я Вас на минутку задержу! – У нас какие-то проблемы? – отчего расстроено испуганным голосом отозвался Устинов и, бросив на жену беспомощный взор, незаметно уловил её руку. – Да нет… я бы не сказала, что какие-то проблемы… – начала уклончиво классная. – Я, честно скажу, что давно не встречала таких детей… Умница, вежливая, отзывчивая... учится не просто хорошо, но, в отличие от многих, старается по изучаемой теме узнать больше… – Сергей выдохнул с облегчением и отпустил надёжную руку жены, которая также испытала моментальное чувство гордости, а учительница произнесла: – Только вот… – Что? – усматривая в прозвучавших интонациях угрозу спокойствию, дружным дуэтом взволнованно спросили Устиновы. – Может быть, присядете? – указав на свободные стулья, предложила классная дама. Сама она устроилась напротив: – Меня тревожит, что Маша в классе ни с кем не дружит… со всеми держится ровно… на расстоянии… – Вероятно, ей ещё трудно привыкнуть к ребятам… – Людмила отозвалась первой. – Они все с первого класса вместе, а она… – Я бы не сказала, что она не коммуникабельна, а вот в классе продолжает держаться особняком, – не дав договорить, продолжила сокрушаться педагог: – Зато сдружилась со старшеклассниками. Её близкая подружка Алина Епифанцева… – Епифанцевы живут в нашем доме… – теперь перебила Людмила и, окончательно перехватив инициативу у мужа, добавила: – Алина часто бывает у нас. У них, как мне кажется, вполне благополучная семья… – Как я понимаю, в вашем доме других и быть не может… – В интонациях учительницы прозвучали откровенно подобострастные нотки. – Её папа среди наших спонсоров… Но вот девочка… – заметно было, что женщина, оказавшись в весьма щекотливой ситуации, пыталась найти верный ход: – …ведет себя вызывающе… избалована… капризна… что, впрочем, и не удивительно… – кажется, классная дама сумела преодолеть чрезмерную осторожность. – Беспокоит то, что девочка увлекается паркуром. Сколотила группу… Прыгают… лазят везде... их часто видят на стройке… В прошлом году она ломала ногу… долго лежала в гипсе... Мне б хотелось, чтобы Вы обратили на это внимание… – подвела она итог. – Понятно… – почувствовав в словах учительницы сближающую искренность, отозвалась Людмила, хотя в отношении паркура ничего ровным счетом не поняла, и спросила отстранёно: – А как часто вы ездите в музеи? – В музеи?.. – удивилась классная дама. – Были в этом году только осенью… На Волхонке… Маша тогда не пошла с нами в зал мумий… отказалась категорически… – Да, она говорила об этом… – вспомнила Устинова. – А почему Вы об этом спросили? – поинтересовалась опытная классная дама: – Она, что, уходя из дома, говорит, что идёт с классом в музей? – Нет-нет!.. Ничего похожего… – Сергей помог увильнуть жене от ответа. * Вопрос, что такое «паркур», недолго оставался для родителей Маруси быть неизвестным. Прошло всего несколько дней, как всё объяснилось самым неожиданным образом. Весеннее солнце припекало всё сильнее и сильнее. На обихоженных газонах дружно поднималась ершистая трава. На клумбах радужно зацвели первые тюльпаны. Всё многолюднее и веселее становилось на освещенных ярким солнцем московских улицах. Тем днём Людмила ехала в машине. Она была за рулём и, «пробка», привычно возникшая перед неудачным светофором, сдерживала вольный автомобильный бег. Не сразу обратила внимание Людмила на шумную стайку подростков, а когда высмотрела вдруг среди них Марусю, то бессознательно обрадовалась тому, что торчит «в пробке». Зрелище, представшее перед её глазами, ужасало, и она готова была выскочить из авто, но, сумев перестроиться ближе к тротуару, остановила машину и благоразумно стала за всем наблюдать со стороны. Людмила сразу догадалась, что вопреки всем правилам не столько приличия, сколько элементарной безопасности, подростки агрессивно демонстрировали свои навыки именно того самого паркура. Дети азартно прыгали через скамейки и урны, преодолевали лихо и иные препятствия по одному или дружно группой, а на газоне выделывали самые разнообразные кульбиты. И всё весело, шумно, бездумно… Что-то верно подсказывало сторонней наблюдательнице, что всё это похоже лишь на легкую разминку, а самый ужас – впереди. И чутьё не обмануло. Скоро к ним подошел рослый парень лет двадцати пяти, которого приветственно встретили задорными выкрика и радостными хлопками ладонь в ладонь, – уже через минуту шумная толпа исчезла в ближайшем дворе, за которым велась большая стройка. * – Зрелище, я тебе скажу, не из приятных… Это какое-то безумное легкомыслие… – рассказывала вечером Людмила об увиденном мужу. – У меня сердце от страха за них замирало… – Она тебя видела? – нахмурившийся и побледневший вмиг Сергей вид имел откровенно подавленный. – Нет… – втихомолку наблюдая за ним, Людмила невольно удивилась столь моментальной его реакции. – Они потом во дворе скрылись… – Домой она когда пришла? – вслушиваясь в приглушённые голоса детей, доносившихся из комнаты сына, негромко спросил он. – Часа через два… Вся мокрая… раскрасневшаяся... Спрашиваю, что с тобой? Отвечает: мы с Алиной в парк ходили… – Людмила уже искренне сожалела, что всё рассказала мужу, который тусклым взглядом тянулся куда-то вскользь за пределы видимого мира. – С Алиной, говоришь? – отстранённо протянул Сергей. – Ну… – подтвердив, Людмила осторожно предложила: – Может, тебе поговорить с ней? – Как?! – Устинов поднял на жену глаза – никогда ещё не видела она у него таких потерянных глаз, а тот, скривив измученную улыбку, выдавил: – Родная моя… не скажешь же ей в лоб? Выходит, что мы следим за ней… не доверяем… – Да… это так… – сочувственно вымолвила Людмила. * На следующий день тема «паркура» обозначилась снова. Раздался требовательный звонок домофона. Взяв трубку, Людмила услышала: – Это из Интернет-магазина… Я заказ привёз... – Какой заказ? – недоуменно поинтересовалась хозяйка. – Мы ничего не заказывали. – Мария Устинова по этому адресу живет? – настойчивый голос на том конце провода не отступал. – Устинова? Мария? Да… да… заходите… – вынужденно согласилась Людмила. Вскоре в прихожей появился молодой человек с тубой в руках. – Вот получите… – курьер вынул из тубы длинный рулон и, быстро-быстро раскрутив его, развернул большой постер, с которого на Людмилу в упор смотрел не известный ей человек. – Это кто? – только и смогла выдавить опешившая женщина. – Дэвид Бэль… – равнодушно бросил незнакомец и, моментально скрутив объемный лист, протянул рулон хозяйке, невольно переспросившей: – Кто говорите? – Дэвид Бэль… родоначальник и основатель паркура… – Понятно… родоначальник и основатель… – испуганно протянула Людмила, но, спохватившись, спросила: – Сколько я должна? – Всё оплачено через Интернет… – вяло ответил курьер. – Вот только распишитесь здесь… * Поздно вечером Сергей и Людмила сидели одни в столовой. Они тихо перешептывались, внимательно вслушиваясь и в самые слабые звуки. – Ты эту картинку отдала ей? – укоризненно спросил Сергей, отреагировав на новый рассказ. – Сразу же, как только она пришла домой, – виновато вздохнула Людмила. – Паркур?! – Устинов встал и нервно заходил по комнате. – Это что ещё за напасть такая на мою голову?! – жена отчетливо услыхала в голосе мужа незнакомые интонации, созвучные, как верно угадывалось, отчаянью. – Спорт такой… – утешливо попыталась объяснить Людмила. – Да-а… спорт такой!.. Экстремальный… – со стоном отозвался муж и, машинально сглатывая набегающие вдруг слёзы, заговорил взахлёб, нарушая тем хрупкое спокойствие: – Но с меня хватит уже одной экстремалки!.. На всю оставшуюся жизнь хватит!.. Это я виноват в её смерти!.. В смерти Жени… Марусиной мамы… Это я купил ей тот дурацкий мотоцикл… Как же иначе? Я – крутой!.. И жена у меня самая крутая в нашем городке… И, само собой, «Ямаха» должна быть только у неё одной… Евгения рассекала по городку с безумной скоростью – а я шутя платил штрафы знакомым ментам и тащился от её безумия… – выговорившись, он резко умолк. Отошел быстро к окну и долго-долго стоял там, ссутулившись подавленно и отрешенно. Отзываясь душевно на всё, что впервые открылось ей, и чутким сердцем принимая непроходящую боль любимого человека, Людмила затаилась в немоте и своём бессилии, совершенно не зная, как и чем помочь ему в эту минуту… – Милая моя… ты прости меня… – услышала она и растерянно подняла влажные глаза на мужа, присевшего рядом и обнявшего её. – Прости – обидел… это от слабости… что-то нервы расходились… – Нет-нет… за что же? Мне не за что на тебя обижаться… – Людмила по-матерински бережно обхватила взлохмаченную голову Сергея и, прижимая к себе, нежно поцеловала. – Не вини себя… Ты же любил её – а любовь порой бывает безумна… Устинов глубоко вздохнул и благодарно обнял жену. * На следующий день, вечером, когда после семейного ужина все занялись своими делами, Сергей поднялся к дочери, сидевшей в ученической за письменным столом. – Можно к тебе, дочка? – заглянув в дверь, вкрадчиво спросил он. – Папуль! И ты ещё спрашиваешь?! – меж тем девочка насторожённо взглянула на отца, неожиданно появившегося у неё. Вошел. Удобно расположился на диванчике и, оглядевшись, словно оказался здесь впервые, указал на незнакомого человека, занявшего вероломно недавнее место веселой компании с куста чертополоха. – Маруськ, а это кто тут у тебя появился? – Дэвид Бэль… – равнодушно бросила дочь, как нечто само собой разумеющееся. – Что-то никогда не слыхал про такого… И чем же знаменит этот качок? – с нескрываемым пренебрежением к явному кумиру подростков продолжил отец. – Он не качок… – откровенно возмутилась Маруся. – Он – трейсер… а трейсер всегда в движении… для него не существует препятствий… Папулик! Это так здорово! – и глаза дочери моментально вспыхнули задористым азартом. – Да… да… здорово… – Сергей пронзительно глянул на дочь и, с трудом сдерживая себя, постарался, однако, быть спокойным и внешне равнодушным. – Прыжки через препятствия, да? – Да!.. а ещё с крыши на крышу!.. – лицо девочки откровенно пылало живым огнём. – С крыши на крышу?! Никогда!.. – Сергей не выдержал – спохватился было, только уже ничего не могло сдержать его. – Слышишь, Маруська, никогда! Никогда никаких перелетов с крыши на крышу! Никаких прыжков через скамейки и урны!.. Никогда!.. А этого убрать! – нервно выкрикнул он под конец. – Не сниму!.. – упрямо проговорила дочь твёрдым голосом. – Хорошо... Пусть висит… – подавив в себе нахлынувший гнев и отдышавшись, смиренно произнёс отец. – Но никаких прыжков… – просительно простонал он. – Умоляю доченька… умоляю… Хочешь встану на колени? – Папочка! Ты что?! – испуганно выкрикнула девочка, впервые увидев столько отчаянного страха в помутневших глазах отца, и быстро-быстро прошептала: – Хорошо... хорошо... – Дочь, а с Алиной надо ли тебе дружить? – спросил вдруг через напряженно выдержанную паузу. Маруся точно поняла суть опасений отца, и уверенным голосом прямо спросила его: – Папуля, ты мне веришь? – Хочется верить… – отозвался, глубоко вздохнув, тот. – Алина – хорошая девочка… правда-правда, хорошая… – торопливо начала дочь. – Она просто очень-очень несчастная… Она никому не нужна… ни матери… ни отцу… Папочка, мне её так жалко! – Хорошо… тебе виднее… – Сергей, мало-мальски приходя в себя и растерянно перемогаясь с ноги на ногу, негромко, но настойчиво попросил: – Но, Маруська, я надеюсь, что ты-то не хочешь сделать меня самым несчастным? – и, вздохнув тяжко, участливо произнёс: – Жалость – не худшее чувство, но можно чужого пожалеть, а близкого обидеть… – Папуля!.. папулик!.. – Маруся бросилась к отцу и крепко обняла его. – Папулик, я так люблю тебя! – Обещаешь? – заглянув прямо в глаза дочери, жалобно спросил отец. – Обещаю… – прошептала девочка и порывисто поцеловала его. * Раннее-раннее утро воскресного дня. Одетая в брючки, с рюкзачком за спиной, стояла Маруся перед входной дверью, когда в прихожей появился сонный отец. – Ты это куда ни свет, ни заря?.. – поинтересовался он у дочери. – Папик, у нас сегодня экскурсия… в музей… – ответила осторожно и уклончиво заметно растерявшаяся девочка. – В музей?! – недоверчиво протянул Устинов. Укорил: – А вчера ничего не говорила? – Я забыла… – и быстро-быстро чмокнув отца в щеку, Маруся стремительно вылетела за порог. Сергей, остатки сна которого вмиг смело слабой воздушной волной, ворвавшейся в дверную щель, мгновенно оделся и, досадуя от мысли, что дочь явно врёт, выскочил следом на улицу. Осмотрелся – во дворе дочери не было. Поспешил за ворота и удачно увидел, как дочь впрыгнула в подошедший к остановке автобус. Номер маршрута высмотреть не удалось, но он требовательно-решительным жестом остановил проезжавшую мимо машину и, не говоря ни слова, упал на переднее сиденье. – Куда? – отметив крайнюю взволнованность в неожиданном пассажире, осмотрительно поинтересовался водитель. – За автобусом поезжай!.. – благодарно попросил Сергей. Ехали молча. Притормаживая перед каждой остановкой, хозяин машины выжидательно посматривал на незнакомца. Вскоре на одной из остановок Маруся выскочила из автобуса и вприпрыжку заспешила в сторону, где был виден большой храм. – Следуй за той девочкой… – указав рукой на удаляющуюся дочь, попросил Устинов водителя. Светло-серебристый автомобиль медленно ехал следом за ничего не замечавшей девочкой. На подходе к церковной ограде, она остановилась. Сняла со спины рюкзачок. Моментально достала из него нечто, превратившееся на глазах изумленных мужчин в длинную юбку, которую сноровисто надела поверх брюк. Появился в её руках и платок, аккуратно повязанный тут же на голове. И вот Маруся, шагнув за ограду, ловко перекрестилась и побежала к храму, островерхими куполами устремившегося в утреннее небо, где, прорезая чистую и слабую синеву, растекался в выси полновесный колокольный звук. – Ишь ты – конспирация какая!.. – удовлетворенный неожиданным зрелищем, подал голос водитель. Полюбопытствовал: – Дочка, что ли? Сергей не ответил. Вышел на незнакомую улицу и, благодарно кивнув хозяину машины, протянул ему яркую хрусткую купюру, но тот категорично оттолкнул руку с деньгами. Произнес: – Не надо ничего! Я что не понимаю? Всё очень даже отлично понимаю: у самого такая же коза растёт… – и резко развернул авто на месте. Растерянным взглядом проводив отъехавшую «мазду», Сергей быстро направился к церковной ограде, за которой пропала дочь. Поднялся на крыльцо, неловко осенил себя крестом и вошел в храм, где началась воскресная служба. Дочь он увидел сразу же. Склонившись над столиком, она, как догадался Устинов, писала записки. Затем протолкалась к свечному ящику, где отдала записки, купила пучок свечей и, лавируя среди плотной массы людей, пробилась к канону. Остановилась и, широко перекрестившись, зажгла одну за другой две свечи. Минуту-другую постояла и, сосредоточенно прошептала что-то. Затем установила свечи на каноне и медленно стала пробиваться вперед. Сергей, ощущая стук смятенного сердца и не спуская с дочери глаз, двинулся за ней следом. С благоговейным изумлением он отметил, что дочь хорошо ориентируется здесь: останавливаясь перед той или иной иконой, зажигала свечу, ставила её на подсвечник и, непременно приложившись икону, двигалась дальше. У одной из больших икон Маруся окончательно остановилась. Она что-то негромко сказала женщине, возившейся у высокого подсвечника, и та, согласно кивнув, ушла, а Маруся осталась и простояла на одном месте всю долгую службу, причем, как отметил про себя Сергей, дочь не только проворно успевала следить за прогорающими свечами, но с просветленным лицом внимать литургическому ходу. Сергей, язык у которого буквально присох к губам, с сокрушением подумал о том, что этот мир почти чужд ему и незнаком, с усилием преодолевая свою немощь и указав на большую икону, которую дочь после того, как к ней приложилось несколько человек, бережно протёрла, шепотком спросил у ближайшего соседа: – А вон там, какая икона? – Казанской Божией Матери… – тихо прозвучало в ответ. Устинов всё больше и больше удивлялся дочери, которая явно привычно внимала всёму, что происходило здесь и сейчас. Отчетливо услыхал он и её голос, слившийся со множеством других голосов, когда все вокруг дружно отозвались за призывный взмах дьякона: – Верую во единаго Бога Отца Вседержителя… … Света от Света… Бога истинна от Бога истинна… – созвучное каждой здешней душе многоголосое пение ширилось повсюду и рвалось ввысь – и Марусин голос тоже уверенно, наравне со всеми, улетел под гулкие своды храма. – Свечку передайте… – неожиданно обратились к Сергею. Оглянулся. Тонкая рука протягивает свечу: – К празднику передайте… Взял. Зажал восковую свечу в руке. Замер в недоумении. И вновь кто-то невидимый доброжелательно подсказал: – Надо её вперед передать… – и к нему уже потянулась рука. Устинов внезапно осознал, что он сам ещё свечей не ставил… Поспешил исправить оплошность: протолкался сквозь ряды молящихся – и одно только вырывалось у него из онемевших уст: – Простите… извините… Свечей Сергей купил побольше и потолще и, не рискуя возвращаться на прежнее место, со словами: «Казанской…» – отправил почти все свечи к дочери, бросившей, как невольно показалось ему, в его сторону мимолётный взгляд. Две свечи оставил себе. Не сразу, а протяжно проговорив шепотом со всеми вместе в коротких отрывках «Отче наш…» – Сергей подошел к канону и, остро ощущая шершавый ком в горле, зажег обе свечи. Колыхалось острое желтое пламя, вздрагивало и чуть дымило, а ему верилось, что это в его душе сизо дымит, вздрагивает и обжигается всё колким пламенем. И он, утратив недавнюю осторожность, неистово перекрестился… Всю оставшуюся часть службы простоял Сергей у канона, и лишь когда народ, стронувшись оживленно, потёк к выходу, поспешил отыскать глазами в истекающем потоке дочь. Не увидел. В храме стало намного просторнее. Услыхался и падающий вниз звук колокола с улицы, а у канона, где по-прежнему стоял Устинов, кружком собралось несколько человек, в основном женщины. Он собрался было пойти к выходу, но неожиданно возникший рядом с ним старый священник начал панихиду, и Сергей не рискнул уйти. В какой-то момент батюшка обратился прямо к Сергею: – Имена какие? – и через паузу уточнил отрывисто: – Кого поминать будем? – Евгения… Вера… – не вникая до конца в происходящее растерянно прошептал Устинов. * Людмилу с сынишкой, возвращавшихся с прогулки, Сергей встретил у подъезда. Он тут же рассказал жене, что произошло с утра. – Она точно тебя не видела? – внимательно выслушав мужа о его походе в церковь, спросила участливо Людмила. – Не должна… Я старался встать так, чтобы она не заметила меня… Да и народу там столько было… – ответил на то Сергей. Он надеялся, что Маруся уже пришла, однако дома девочки не оказалось. В томительном ожидании Сергей замер у окна. Подошла жена. Осторожно высказала предположение: – Может, она и в прошлые выходные была в церкви? – Может быть… – Устинов согласно кивнул головой. В этот момент до слуха донеслось, что входная дверь открылась. Появилась Маруся. Мило улыбнулась обоим: – Здрасьте вам! – и сразу же исчезла в детской, откуда уже через миг раздался радостный возглас: – Мама! Мам! – И Тимоша с просфорой в руке выскочил к родителям. – Маруся мне снова маленькую булочку принесла! Это от Боженьки хлебушек! – заливисто восхищался подарком мальчик. – Боженька, Который на небе живёт… – а отцу он сообщил: – Я вот тогда съел, – и болеть перестал… – и обратился за поддержкой: – Помнишь, мамочка?! – Да… да!.. помню… – поддержала сына Людмила. – Доченька, а мы знаем, где ты была… – начал было строго Устинов Марусе, появившейся следом за счастливым братишкой. – Папулик! Я видела тебя… – девочка весело откликнулась и чмокнула опешившего отца. – Оплошал ваш папка! – с наигранной иронией простонал Сергей. – Плохой из меня конспиратор… Только зачем же ты это скрывала? – укорил он, наконец, дочь в обмане. – Я не решалась… – тихо сказала Маруся. – Я не знала, как вы отнесетесь… У вас же и икон нет… Тимошка и тот без крестика… Бабуля мне всегда как говорила: «Веришь? – Верь! И от веры не отступай, но только никому ничего не навязывай!» * Бесхитростная вера девочки тронула родителей и заставила задуматься. Впоследствии, не раз вспоминая слова Маруси, произнесённые в сердечной простоте, Людмила скажет мужу: – Дети в чём-то оказываются порой проницательнее нас, взрослых… Вернуться к огравлению повести
|
|
СЛАВЯНСТВО |
|
Славянство - форум славянских культурГл. редактор Лидия Сычева Редактор Вячеслав Румянцев |
