Родственные проекты:
НАРОДЫ:
◆ СЛАВЯНСТВО
ЛЮДИ И СОБЫТИЯ:
БИБЛИОТЕКИ:
Баннеры:
Прочее:
|
Поэзия Болгарии. Люди неба
(Болгарские поэты в переводе
Валерия ЛАТЫНИНА)
Иван ВАЗОВ
РУЧЕЙ
Ручей возник под снегом и клокочет,
Из мест глухих на белый свет течёт;
Ручей играет, весело бормочет,
Подобно птахе песенки поёт.
Поёт о
том, что проторил дорогу,
Оковы ледяные разломил,
Что видит солнце и
внимает богу,
И вольно дышит, набираясь сил.
О, Господи, дай радости
и силы
Кандальнику и Лазарю в могиле,
Всем тварям, кто познал земное зло;
Уму, что изнывает от неволи,
И сердцу, онемевшему от боли,
Душе, что
стать мечтает на крыло!
Борис ВУЛЖЕВ
КОЛЕСО
Позади следов твоих холодных
Огненные видятся следы.
И мелькают, и
кружатся годы.
Падают высокие мечты.
Холодеешь у могилы близких.
Оживаешь возле малыша,
Над кроваткой наклонившись низко…
Корень жизни
чувствует душа.
Вьются птицы. Память веет мёдом.
Сгустки ночи
растворяет день.
Трубачами алого восхода
Петухи взлетают на плетень.
С гребней их заря берёт начало.
Всюду перья – в небе, на воде.
Так всегда,
наверное, бывало,
Повторялось сотни лет везде?
Но и все ж, в пути не
уставая,
Колесо бессмертия, крутись!
К дьяволу – морока мировая!
Торжествуй, не иссякая, жизнь!
АРИТМИЯ
Цокают ходики
Жёстким немым языком.
Времени сколько убито?
И сколько осталось?
Звёздное время,
Как будто капель за окном,
Капает в вечность,
Остуду
неся и усталость.
Каждый твой вздох –
Невозвратному времени дань.
Каждый твой крик –
Мимолётное эхо забвенья.
Как не вернуть на закате
Рассветную рань,
Не возвратить
Улетевшие дни и мгновенья.
И не ищи
Не оставленный жизненный след.
Что измерять –
Постоянный покой и соблазны?
Вера за веру
И мера за меру, поэт!
Всё остальное
И памятью тешить
напрасно.
Ах, не смотри
На бессонные стрелки часов.
Падает дождь
И срывается лист беспечально…
Пусть же будильники
Не берегут голосов,
Нас извещая
О новом и вечном начале!
ОСТАТЬСЯ СОБОЙ
Попробуй до конца быть сам собой –
Небрежно угловатым и суровым,
Когда
глухая пропасть под тобой
Или вершин достигнутых подковы;
Быть
невредимым в круговерти бед
И, роковое чувствуя паденье,
Не изменять
святыням прошлых лет,
Не ослаблять своё сопротивленье…
И будешь ты –
всегда на высоте,
Плечом к плечу с могучими хребтами,
А не скользить в
напористой воде,
Как мельтешит в ней округлённый камень.
Дафинка СТАНЕВА
СКОРБЬ О БОЛГАРИИ
«Болгария предоставит
свои территории
для 4 военных баз США»
Из газет
Паисий тонет в мысленном угаре
И Вазов больше в сердце не болит.
Спасенья ищут «новые» болгары,
Где сильный «брат» сегодня повелит.
Мы
дарим землю нашу дорогую
В пятнистой форме западным «гостям».
Союзники
историю другую
В аду забвенья предлагают нам.
В гербе страны львы
сделались беззубы,
Послушно служат из последних сил.
Балкан согнулся под
насильем грубым
И от стыда волк Ботева завыл.
За чечевицу ловкие
лакеи
Болгарию родную продают.
О нашу славу, светлые идеи
Ботинки
оккупанты оботрут.
КОРНИ
Я – на краю увянувшего лета,
А внучка только учится ходить,
Как
бабочка, порхает в струях света,
Чтоб радугу цветами засадить.
Она
мечтает о своей Колхиде.
А я руна для счастья не нашла,
Хоть в жизни, что
похожа на корриду,
По заповедям божеским жила.
Но для меня
по-прежнему не ведом
Весь этот мир, где под грозой хожу,
Я до сих пор
глазами непоседы,
Глазами внучки на него гляжу,
Где, пастырю
небесному покорны,
Плывут над крышей дома облака.
На жизнь благословляя,
держат корни –
Беспомощная детская рука.
ЗАВЕЩАНИЕ
Моим детям
Что, кроме страданий сердечных,
Оставить вам, дети мои?
В спектакле судьбы быстротечной
Я все проиграла бои!
Худые портфели
носила.
Порою мой путь был нелеп.
И с привкусом горьким месила
Для вас
незатейливый хлеб.
Не нажиты мною хоромы
И золото, и серебро…
Лишь – узел с пшеницею скромный,
Да птицы пролётной перо.
Вам выжить
поможет пшеница,
Сельчане пропасть не дадут,
Когда ненароком случится,
Что хлеб со стола украдут…
А чтоб не забыли простора,
Вас в небо перо
позовёт.
Дай, Бог, вам земного обзора
С достойных орлиных высот!
Когда я уйду в поднебесье,
Не будете жить без корней,
Помогут вам сказки и
песни
Из детских безоблачных дней.
Когда же над спелой пшеницей
Пичуга замашет крылом,
То знайте, душа моя птицей
Летает в просторе
родном.
Елка НЯГОЛОВА
ПОСЛЕ ДИОГЕНА
Бесконечно
одинокая
Средь житейской суеты,
Светом веры ясноокая,
Человека ищешь
ты…
Непонятно улыбаешься,
Лунатичкой вдаль бредёшь,
В новом веке
ищешь, маешься.
Разве здесь его найдёшь?
Лишь твоя собака верная
Тихо рядышком идёт,
Только и она, наверное,
Человека не найдёт?
Полнолуние кончается.
Улицы давно пусты.
Ветер в гамаке качается.
Человека ищешь ты…
Долгий путь твой продолжается,
Ты бредёшь уже
сквозь снег.
Небо знает – сам рождается
И уходит человек.
Ты не
веришь предсказанию
В недалёкий снеговей.
Жизнь – дорога к угасанию…
Как поверить в цвете дней?!
…Снег уже достиг до пояса,
Где ж ковчег и
Арарат?
Летом Северного полюса
Жизнь умчится на закат.
МУЖСКАЯ ПЕСНЯ
Моим
мужчинам
Мои мужчины ночью засыпают.
Пусть будет сон их крепок,
безмятежен.
Я вижу – старший руки укрывает
Наследнику заботливо и нежно.
Они взлетят на корабле межзвёздном
В мужские неизведанные дали.
Мне
не летать в пространстве этом грозном -
В союз их снов я попаду едва ли.
К тому же там совсем не безопасно –
Движения резки в кабине тесной,
Зубовный скрежет раздаётся часто,
Слова команд и звук гайдуцкой песни.
Мой муж и сын – сейчас вдали от дома,
Они мужскую песню запевают,
Мелодия
её мне не знакома
И слов неясных я не понимаю,
Но светится
пространство между нами,
А сон тревожный за собою водит…
И я сажусь шить
боевое знамя
Двум самым близким сердцу воеводам.
АПОКРИФИЧЕСКИЙ УРОК
Я – одинокий человек мечты,
Не той, чтоб в знаменатели вписаться…
Единственной - средь Ботевской четы
Хотела б добровольцем оказаться.
Как те мальчишки, что пошли за ним,
Оставив страхи за домашней дверью.
К
нательному кресту необходим
И воевода, чтоб в святое верить.
Да,
знаю, что живу сейчас и здесь,
Что в век смартфонов не о том печалюсь.
Но
что мне делать, коль срубили лес
И только мыши средь корней остались?
И те сбегают, манную не ждут…
В чужих амбарах им сейчас сытнее.
Что вышить
мне мышиному вождю
На знамени, что над пустыней реет?!
Мне остаются
только лишь мечты,
Лишь только сны. В них воевода снится,
И четники идут
из темноты,
И песня их взлетает над пшеницей.
Её послушать сына я
зову,
А после мы поём её совместно.
Но в горле – спазм, во сне и наяву,
От этого урока сердцу тесно.
ПРАЗДНИК ПОЭЗИИ С МАРИНОЙ
Как
Марина, люблю безысходно
И мой берег - свидетель тому.
Слёзы струйкой
стекут с небосвода,
Отбелив, будто известью, тьму.
Наяву это вижу, во
сне ли:
Вот Марина идёт. След горчит.
Сквозь толпу наблюдаю за нею.
Душно так, словно воздух горит!
Череду вечных дум просевает –
Ищет
смыслы. Их птицы клюют.
Может быть, давний стих догоняет,
Сквозь Ничто
пролагая свой путь.
А стихи – не чириканье птичье,
Не пустые таят
семена.
В них - поэзии горней величье,
Ястребиная точность видна.
Затхлый воздух Цветаева режет.
Рушит стены поэзии ток.
Что ни звук –
неземная безбрежность,
Что ни стих – будто хлеба кусок.
Только хлеб
этот твёрдый и тёмный,
Прожевать очень трудно такой.
У поэтов нет жизни
заёмной…
И для смерти – верёвки другой!
Как Марина, я птиц выпускаю
В светлый мир и желаю удач.
И сама же себя умоляю:
Пой искусно, а плачется
– плачь.
Ивайло БАЛАБАНОВ
СРАМ
Увидит кто-то в том причуду,
но я поставлю свой вопрос:
а почему музей
Иуды
создать ещё не удалось?
Тускнели б в нём мечи и гильзы,
в
короне червенел рубин,
кровавые висели ризы,
спирал дыханье нафталин.
И молодёжь у риз кровавых
невольно подавляла б смех
и понимала, что есть
слава,
а что – предательство и грех.
Но не видна греха изнанка,
Асена меч над ней блестит,
а малодушный лик Иванко
в тени музейной вечно
скрыт.
Нам нужно знать срамные лица,
поскольку будет день и час,
когда предатель воплотится
для мерзких дел в одном из нас.
В нём
долго желчь по жилам бродит,
Иудин поджидая день.
Он тоже – выкормыш
народа,
как и блистательный Асен.
Из чёрного, как сажа, сплава
предателям воздвигнем храм.
Да, нам нужна героев слава,
но также нужен
вечный срам.
ВКЛАД В ЕВРОПЕЙСКУЮ ИСТОРИЮ
Моему другу Хубену Стефанову
Ещё Европа молодая
Читала рыцарский
роман,
Когда, в бою рассвет встречая,
Погиб болгарский царь Иван*.
Она грустила о Джульетте,
Её пленял великий Бах,
А на Балканах гибли дети
От волчьих стай, что вёл Аллах.
Когда плыла по океану
В кольце
служанок и вельмож,
Сбывали наших полонянок
В Салониках по пять за грош.
Когда соборы создавала
И замки, грозные на вид,
У нас печалились
кавалы,**
Что Золотой Стоян*** убит.
Орда от мести ограждалась
Стеной отрубленных голов,
Но непокорной оставалась
Гайдукская страна
орлов.
Она была раздольной самой,
Широкой, как следы у льва,
Но
стала страшной волчьей ямой,
Где на костях росла трава.
Из ружей по
врагам палила
Во всех краях родной земли,
Стрелой отравленной разила…
И
турки дальше не прошли.
_____
*Иван Шишман – последний болгарский
царь до
турецкого ига, погиб в 1393 г.
**Кавал – болгарский духовой
инструмент.
***Алтанл Стоян (тур.) – Золотой Стоян – болгарский гайдук.
ЧТО-ТО ПЛОХОЕ СЛУЧИЛОСЬ
Душа есть что-то, вроде песни.
Народ
похож на стройный хор.
Мы сладкозвучно пели вместе,
Но замолчали с неких
пор.
Бывали праздники с грустинкой,
Но пели все и в грустный час
О
Карадже* и о Руфинке**…
Господь царил в душе у нас.
Сегодня нет
совместных песен,
Мы, якобы, в нужде живём,
Но музыкальных дисков плесень
Складируем в жилье своём.
Мы вместе сделались немыми.
Нас ветер гонит
вдоль дорог.
А где душа народа ныне,
Не знает, видимо, и Бог.
____
*Стефан Караджа – болгарский гайдук.
**Руфинка – героиня народного фольклора.
ЖЕНЩИНА В ДОЖДЕ
Одна из молний растянула
свой
электрический канат,
но женщина перепорхнула
его под грозовой раскат.
Глаза мужчин в неё стреляли
и дым от страсти в небо шёл,
такую прелесть
рисовали
дождь и прилипший к телу шёлк.
А женщина в тумане платья,
как будто, обнажённой шла.
Ей ветер распахнул объятья,
в его плену она
была.
И стало до предела ясным
в тот грозовой, дождливый час
сравненье женщины прекрасной
со стройным тополем у нас.
Потоки
взглядов натолкнулись
на дверь, где угасал наш сон,
на перекрёстке мокрых
улиц,
как лунный призрак, канул он…
Мужчины мысленно кричали
слова, что вслух не передать,
тому невежде, что встречая,
забыл её
поцеловать…
Мина КАРАГЁЗОВА
ДУША, ЛЕТИ!
Павлине Павловой, чьи слова и жизнь
подсказали мне это стихотворение,
с любовью!
Ничком ложусь под пулями приятелей,
От ран душевных падаю
без сил…
На кляузы «друзья» воз слов истратили
И вырыли немало мне могил…
Но, к чёрту все хитросплетенья подлые,
Ещё не вышел срок для панихид!
Я выбиваю пыль из крыльев подранных –
Меня простор за тучами манит!
Взлетаю ввысь. Лишь только ветер свищет мне.
Смелей, смелей – на светлую
зарю!
Свою корону городскому нищему,
Как реквизит не нужный мне, дарю.
К высоким звёздам – за своими мыслями,
Через тщету и мелочность обид…
Полёт души – единственная миссия,
Что жизненную суть определит!
ДАВАЙ ПОСМОТРИМ В НЕБО
Давай на небо поднимать свой взгляд,
Не в час,
когда благоволит фортуна,
Не в миг, когда колокола звонят,
А при затменье
солнечном и лунном,
Когда нас обуяют страх и боль
И все надежды
утекут впустую,
Давай смотреть не под ноги с тобой,
Как бедолаги смотрят в
мостовую.
Для многих в мире неба будто нет,
А воробей в руке орла
дороже –
Что проку-то смотреть ему вослед,
Когда ты съесть царя небес не
можешь?!
Они бы съели без проблем орла,
Да, видимо, когтей его
боятся,
Иль слишком недоступна та скала,
Где эти птицы гордые гнездятся?
Но на земле и люди неба есть,
Им посреди бескрылых очень тесно,
Они
несут в себе благую весть
И уязвимы, как стихи и песни…
Давай
посмотрим в небо!
В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ
А может, в сегодняшние
времена
мы думаем только о хлебе насущном?
Кому пригодятся мои письмена
о нашем кошмаре, в забвенье текущем?
Когда мы разделим свой хлеб за
столом,
пригубим вина, то есть крови Христовой,
припомним ли в грустной
беседе о том,
что было в начале творения Слово?!
Подобно Христу не
могу я сказать:
«Вино – это кровь моя, хлеб – это тело…»
Я только способна
вам душу отдать,
но вряд ли она пригодится для дела?
Поэтому к Богу -
молитва одна,
наивно, быть может, просить про такое:
«О, Боже, пусть
станут мои письмена,
как хлеб и вино для несчастных изгоев!»
ОТЕЦ
Уменьшается мир твой привычный, отец,
все, кого ты любил, отошли
понемногу,
отнимает судьба круг друзей под конец,
будто грустные старцы
обещаны Богу.
В мире грусти быть гидом тебе не дано,
ты учил меня
весело жить, вдохновенно.
Пронеслась твоя жизнь, будто кадры кино,
или
отсветом молний мелькнула мгновенно.
Ты сидишь молчаливо средь старых
вещей,
переживших свой век в быстротечности буден.
Мы – последние ниточки
связи твоей
с этим светом. И помнить лишь мы тебя будем.
Был
разгромлен, отцами построенный мир,
и уходят отцы, как безгласные тени…
Бессердечность – сегодняшний их конвоир
на погост по дороге потерь и
забвенья.
Где вам место найти, чтоб свободно дышать
в паутине
разросшегося окаянства?
Задыхается ныне живая душа
в сотворённом вокруг
безвоздушном пространстве.
Поднимаешься тихо по лестнице в рай,
всё
прозрачней свеченье усохшего тела…
Шорох крыльев послышался мне невзначай –
ты давно уже стал нашим ангелом белым.
|
