|
|
Сергей ШУЛАКОВ. Новая элитарность |
|
2025 г. |
Форум славянских культур |
|
ФОРУМ СЛАВЯНСКИХ КУЛЬТУР |
|
|
|
Сергей ШУЛАКОВНовая элитарность
Киляков В. Ищу следы невидимые: художественная публицистика – М.: Издательство «У Никитских ворот», 2024. – 720 с. Книга Василия Килякова – контекстуальный проект, своего рода отчёт, попытка осознать и предъявить себя в так называемой текущей литературе. Следы, которые ищет Василий Киляков, не вполне не видимы. Их можно различить духовным взором, но иногда и обычными человеческими глазами. Первая часть книги посвящена учителю – Михаилу Петровичу Лобанову, пять десятилетий отдавшему обучению студентов Литературного института имени А.М. Горького, тем самым заложившего мощный фундамент литературы, критики, публицистики, на котором строится будущее, в том числе, и книга «Ищу следы невидимые». Василий Киляков рассказывает, что шёл в Литинститут, зная к кому и зачем – к Лобанову, на его семинар. Думается, судьба, предназначение здесь не при чем – Василий Киляков отчётливо понимал, чего хотел, а чуткий Михаил Лобанов разглядел в писателе одного из своих преемников. Из осязаемых следов этого учения, общения – открытие памятной доски на новом Доме культуры в родном для Михаила Лобанова в рязанском селе Екшур. ДК, названный именем писателя и педагога, «освятил и благословил священник отец Геннадий Рязанцев-Седогин, один из учеников Лобанова. Есть в этом глубокий смысл, нечто провиденциальное: ученик-писатель освящает Дом культуры имени своего учителя. О. Геннадий Рязанцев-Седогин – Председатель Правления Липецкой писательской организации «Союз писателей России», протоиерей... (Я время от времени открывал в полутьме автобуса подаренную им книгу, читал первое, что открывала рука, читал из его нового романа: «“Становящийся смысл” – это строящийся храм, место на земле, через которое проходит ось мироздания». Ну и сама книга Василия Килякова, конечно, тоже весьма осязаема. В ней использованы документальные материалы, свидетельства из архива профессора Лобанова, подготовленные к печати в память о муже и наставнике Т.Н. Окуловой, хранительницей его рукописей. Автор этих срок несколько раз присутствовал на семинарах Михаила Петровича Лобанова, порой затягивавшихся до 23 часов, сверх всякого регламента, потому что мастер уделял внимание каждому ученику, подробно разбирая их, казалось, даже мелкие недочёты, стремясь к совершенству. И все же эти занятия предназначались для взрослых, состоявшихся авторов, внутренне готовых принять, высокопарно выражаясь, путь в целом, и конкретную помощь наставника, несколько подавлявшего своей мудростью и опытом. Этот путь непрост, по нему идут только «верные». Тот, кто читал прозу Василия Килякова, знает: оптика и высказывание писателя могут травмировать, карябать и царапать личную идентификацию, мешать комфорту, напоминать о том, что полноценность жизни – это не один лишь кайф. Не хочется даже думать о том, как это даётся писателю, автору. Этот посыл облечён в классический, ровный литературный стиль, от которого трудно оторваться. Это сложная проза, не для тех, кто страшится оценивать и врачевать собственные нравственные раны и общественные язвы, но именно тем она и полезна. Но Василий Киляков – один из самых сильных современных прозаиков, по-настоящему добросердечный человек, который страдает от всякой несправедливости, не любит тех, кто потворствует злу и насилию, спешит поделиться своими суждениями (порой парадоксальными)… А потому дух иной раз захватывает от этой прозы. Таков писатель и в публицистике, которая, как известно, есть род литературы. Будучи одаренным в литературном смысле в полной мере, восприняв мировоззрение учителя и традиции русской, советской классики, Василий Киляков может ответственно говорить об отечественной и о зарубежной литературе. Культура его литературно-критических работ весьма высока и очень определенна. Истинный профессионал в этом деле, Василий Киляков точно представляет себе современную «механику» восприятия текста писателя, и видно, что это его не радует. Он берётся спорить с западными философами и делает это убедительно: «Все рассуждения о том, что «мир абсурден» будто бы, что мир – «жестяной барабан» по Г. Грассу (по Камю, Шопенгауэру и так далее), «барабан» – вместо «трубы Иерихонской», и ему (вроде бы) нет до нас никакого дела, этому миру стихий и хаоса, – как нет де́ла ветру вешнему до случайной цветочной пыльцы, так полагать – было бы смешно и наивно». Мы не скажем ничего нового, если констатируем, что Василий Киляков удивительно свободно оперирует с классикой. «В романе «Война и мир» Л. Толстого 559 героев, из них более двадцати основные, центральные, и за всех необходимо говорить, мыслить, проживать их жизни, осмысливать их трагедии. Автор – если он ответственно работает, просто вынужден «переселяться душой», вживаться во всех сразу и во многих в отдельности, в каждую судьбу созданных им персонажей, втираться в их отношения, обосновывать их дружбу или вражду, мотивировать их конфликты, их любовь и ненависть». Такое понимание есть признак способа собственной литературной работы. В случае с героями Василия Килякова – эксцентричными, неустроенными порой, неуживчивыми, часто с искалеченными судьбами – это вовсе непросто. Литература того направления, в котором работает Василий Киляков, и его же художественная публицистика подтверждают: «духовная», «почвенническая», «классически-традиционная» – назовите как хотите – проза, очерки, из маргинальных, едва не заглушённых мощными государственными литаврами и коммерческой паралитературой 1990-2000 годов, постепенно, логично и неумолимо переходят в разряд элитарных. Даже тот, кто не является поклонником «самобытников», не может не заметить: за последние десятилетия самородные писатели остались в элитарном одиночестве. А «новые-молодые» стремятся изобрести что-то принципиально иное, а значит очень современное, о чем через год не вспомнишь, да и не хочется. Функционеры же и надутые медиа-идолы, «менеджеры» новой литературы не заметили, пропустили или замолчали тот момент, когда писателю снова стало важным просто быть услышанным. А литература, которая до поры сохранялась под спудом, ныне снова становится признаком возвышенного и расширенного, интеллектуального сознания. «Так что же такое жизнь? В самом деле – «Луковка» Достоевского?». Ничего себе, вопрос. У каждого на него свой ответ или – нет никакого – за что не осудишь. И дальше сразу: «Но как же сурово, жёстко и безжалостно противостоит нынешний мир всем им, классикам нашим: и Достоевскому, и Лобанову, и Астафьеву, и Абрамову, и Распутину... И Бунину, и Куприну... И Льву Толстому даже! Этот «новый мир» противостоит всей нашей русской культуре…». Луковкой из притчи в «Братьях Карамазовых» о злющей бабе и ангеле-хранителе, который хотел ее вытянуть из огненного озера, куда её сунули черти за неимением добродетелей, кроме одной – она выдернула в огороде и подала нищенке; но луковка порвалась от её неизбывной злобы, даже посмертной, этой луковкой жизнь не ограничивается. К тому же, что толку тосковать по Золотому веку, по той сословной литературе и критике, письму богатых дворян и относительно бедных разночинцев, действительно значительному? Оно и без наших сетований вечно. Здесь Василий Киляков в определённой мере противоречит сам себе, своему же письму. Его книга – факт создания подобной укоренённой литературы и – одновременно описание этого факта. Не такая же ли «своего рода» «луковка»? Литература-то никуда не делась и воспроизводится – покуда есть такие писатели и критики, как Василий Киляков, бережно и благодарно воспринявшие преемственность наставников. Это род светского рукоположения в смысле искусства, оно накладывает определенные обязательства и ограничения. Не всякий с этим справится, нужно неколебимое внутреннее стремление. У Василия Килякова такое есть. А ещё он, – прикиньте? – способен думать и работать со словом.
|
|
СЛАВЯНСТВО |
|
Славянство - форум славянских культурГл. редактор Лидия Сычева Редактор Вячеслав Румянцев |
