Родственные проекты:
НАРОДЫ:
◆ СЛАВЯНСТВО
ЛЮДИ И СОБЫТИЯ:
БИБЛИОТЕКИ:
Баннеры:
Прочее:
|
Стихотворения
Перевод с болгарского Всеволода Кузнецова
От переводчика
 ХРИСТО БОТЕВ. Почему именно стихи этого болгарского поэта, жившего в далеком
19 веке (1847 – 1876 гг.), привлекли мое внимание? И настолько, чтобы над ними
работать в течение трех десятков лет?
Привлекла, прежде всего, личность самого автора – человека высоких помыслов
и больших страстей, способного горячо любить и страстно ненавидеть, для которого
общечеловеческие проблемы являлись и его проблемами, его болью. Отсюда и
значимость поэта – мировая, и широкий интерес к его яркой судьбе, к его
талантливым произведениям.
ХРИСТО БОТЕВ – борец за свободу и справедливость, за торжество светлых
идеалов. Поэт в нем не отделим от гражданина. Выражение национальных чаяний
приобрело в его творчестве всемирноисторический смысл. ХРИСТО БОТЕВ – сам творец
истории. Его лирический герой, которого трудно отделить от образа самого Поэта,
– герой своего времени, своей эпохи. Но только ли своей? – Стихи БОТЕВА –
современны и актуальны – во многом. Это, своего рода, – прозрение.
Реалистическое сочетается с романтическим, возвышенные чувства с психологической
глубиной. Ему близко народно-поэтическое творчество, образность, художественное
видение мира. Наверное, все это и возбудило во мне потребность прикоснуться к
его самобытному творчеству и серьезно заняться переводами произведений Поэта на
русский язык, несмотря на уже существующие многочисленные издания…
Сегодня мне трудно ответить на вопрос, - когда я впервые обратился к имени
ХРИСТО БОТЕВА. Наверное, ОН всегда находился где-то неподалеку, рядом…
Однако, задумал я осуществить свою непростую работу в 1973 году, во время
первого посещения Болгарии, по приглашению наших давних друзей -- славного
семейства Томовых – Димитровых, проживающих и поныне в чудеснейшем городе
Пловдиве.
С трепетом и волнением переступал я порог Дома-музея, в родном для Поэта
маленьком городке, на южном склоне Балкан, – Калофере …
… Прошли годы. В 2001 году журнал «Культурно-просвети-тельная работа»
(«Встреча») , в декабрьском номере, опубликовал ряд моих переводов стихотворений
Ботева, которые я переслал в музей, носящий его имя.
Через некоторое время я получил из Болгарии очень теплый ответ. Директор
музея «Христо Ботев» Ася Николова писала: «Уважаемый Всеволод Михайлович, Ваше
письмо явилось для нас приятной неожиданностью. Несмотря на значительные
перемены, произошедшие в мире, дружба между болгарами и русскими – продолжается.
Для нас, Ботев – гений. Поэтому мы очень рады, что гражданин России сохранил
не только свою любовь к Болгарии, но и к ее гениальному сыну – Христо Ботеву…»
В свою очередь, хочется заметить, что и сам Поэт, через всю свою жизнь
пронес чувство любви и верности к России…
Вскоре, после посещения Болгарии, я написал поэму «Тракия», которая была
опубликована (№6, за 1975 год) в советско-болгарском альманахе «Дружба» (главный
редактор – поэт Владимир Иванович Фирсов). Поэма переведена на болгарский язык,
как и последующие подборки моих стихов.
Мне посчастливилось. - С этого времени началось мое самое тесное
сотрудничество, а затем и работа в редакции (с 1977 года – журнала «Дружба»;
гл.редактор В.И.Фирсов, с болгарской стороны – поэт Лъчезар Еленков ), где
довелось ознакомиться с творчеством многих замечательных мастеров слова братской
Болгарии, по большей части современных, и переводить их произведения на русский
язык. С некоторыми из них – дружба – продолжается…
В 1984 году, когда я работал корреспондентом газеты «Дружба» (УДН имени
П.Лумумбы, – ныне Российский университет дружбы народов), был выпущен
специальный номер, посвященный советско-болгарской дружбе, где упоминалось и имя
Ботева. Отрадно, что в настоящее время здесь обучается и молодежь Болгарии,
создано землячество болгарских студентов.
Среди современных изданий стоит отметить и «Московский журнал» (главный
редактор Грушина Анна Филипповна), который «болгарской» теме уделяет
значительное внимание. В номере десятом, за 2003 год, было опубликовано мое
письмо, всвязи со 125-летием освобождения Болгарии, и стихотворение ХРИСТО
БОТЕВА «Патриот», которое очень метко, на мой взгляд, характеризует наших
сегодняшних лжепатриотов...
Хочется надеяться, что творческие контакты, как впрочем, и другие между
людьми наших славянских стран, с каждым годом, будут становиться теснее, а
неразрывная дружба наша – крепнуть.
Всеволод Кузнецов, член Союза писателей и Союза журналистов России.
3 марта 2005 года (День освобождения Болгарии от османского ига ).
Россия. Москва.
Матери
Не ты ли, мама, так грустно пела,
Не ты ль, три года душой скорбела, –
Что ненавидеть могу я только,
Идя по свету скитальцем горьким?
Но кто
посмеет взглянуть с укором?
Кого покрыл я, скажи, позором?
Мое же сердце,
– легко ранимо,
Сгорает юность моя незримо!
Дружки резвятся, смеясь
открыто,
Я рядом с ними держусь бодрее,
Но то не знают, что я уж тлею,
Морозцем юность моя побита.
Откуда знать им, коль друга нету?
Кому
поведать, как я страдаю,
Кому открою души заветы,
Во что я верю, о чем
мечтаю?..
Одна ты, мама, на белом свете, –
Все для меня ты – любовь
и вера;
Уж не надеюсь тебя я встретить,
Сгорает сердце мое без меры!
Мечтал я часто в душе о многом,
О нашем счастье я думал, мама,
Пройду,
казалось, любой дорогой,
Но вместо славы – разверзлась яма!
Одно
осталось теперь желанье:
В твои объятья упасть, рыдая,
Излить всю душу
тебе, родная,
Больному сердцу забыть страданья…
Отца, сестрицу и
братьев милых
Хочу обнять, безо всякой злости,
И пусть застынет тогда
кровь в жилах,
И истлевают в могиле кости.
К брату
Тяжко, братец мой, живется
С своенравными глупцами,
И душа, как пламя,
бьется,
Сердце ноет в лютой ране.
Но Отчизну свою любим,
И заветы
соблюдая,
За нее себя мы губим,
Силу глупых презирая.
Мысли
мрачные мне душу
Распалили молодую…
Кто же боль мою заглушит,
В сердце
рану ножевую?
Нет, никто! Оно не знает
Ни отрады, ни свободы,
Только в гневе закипает –
Лишь услышит стон народа!
Часто, брат,
украдкой плачу,
Изливая душу лире,
Но скажи мне: как иначе
Жить в
коварном, сонном мире?
Нет! Ответа мне не будет
На призыв мой
благородный,
И тебя он не разбудит –
Голос Божий – глас народный!
Элегия
Скажи, скажи мне, народ мой бедный,
Кто в люльке
рабской тебя качает?
Скажи, не тот ли, Христа кто предал,
Живое тело
распяв жестоко,
Иль тот, кто песню весь год внушает:
«Терпи, и душу
спасешь до срока»?!
Пусть тот, иной ли его наместник –
То сын Лойолы
и брат Иуды,
Себе он верен, и жив предвестник
Страданий новых, нужды
дремучей, –
Безумец новый, разбойник лютый,
Кто продал брата, отца
замучил?!
Кто ж он? – Скажи мне. – Народ безгласен!
Зловеще, глухо
гремят оковы,
Призыв к свободе, увы, напрасен, –
Лишь, хмуря брови,
кивает молча
На сброд звериный, сожрать готовый,
В людских одеждах… Но
слепы очи.
Винит безмолвно, и пот кровавый
С чела стекает к плите
надгробной,
В живое тело впился крест ржавый,
И ржа съедает и точит кости,
И червь терзает живот народный, –
Сосут свои же, сосут и гости!
А
раб все терпит, – как будто мало…
И мы бесстыдно считаем время
С тех пор,
как шея в хомут попала,
И как оковы влачат народы, –
Считаем с верой в
свиное племя,
Лишь ожидая приход свободы!
Доля
По
чувствам мы братья с тобою,
И мысли одни мы таим,
И верим, – нет в мире
такого,
За что мы себя укорим.
Добро ли мы, зло ли вершили,
Не
нам, а потомкам судить…
Так за руки крепче возьмемся,
Чтоб твердыми в
поступи быть!
Нам спутником стали страданья,
Нам бедность чужбина
дала,
Но мы их по братски делили,
И будем делить пополам.
Мы
стерпим людские укоры,
Насмешки глупцов над собой,
И вынесем муки без
стона, –
Что посланы будут судьбой.
Нас головы гнуть не заставят
Ни страсти и ни кумиры, –
За нас уже души сказали –
Печальные наши две
лиры…
Вперед же, с сознаньем и чувством
Мы долю разделим вдвоем:
Исполним заветную думу…
На смерть, брат, на смерть мы идем!
Моей первой любви
Не пой этих песен любовных,
Не лей в мое
сердце отраву,
Я молод, но юность не помню,
А если и помню, не стану
Того ворошить, что попрал
И сам пред тобой растоптал.
Забудь же,
когда я рыдал
За взгляд твой один и за вздох,
Рабом был и цепи таскал,
И я за улыбку бы смог,
Несчастный,
Весь мир презирать
И чувства в грязи
растоптать.
Забудь же безумства мои,
Любовь уже грудь не согреет,
Не сможешь ее разбудить,
Глубокая скорбь мной владеет,
И ранами сердце
покрыто,
Оно уже злобой повито.
Твой голос чудесен, ты юна,
Но
слышишь ли пенье ты леса?
И бедности горькие струны?
От слез тех душе моей
тесно,
От мук мое сердце томится,
И кровь там повсюду струится!
О,
брось этих мыслей отраву!
Послушай зов бури громовый,
Послушай, как стонет
дубрава,
Как слово родится за словом –
То сказки – минувшего звуки
И
песни про новые муки.
Запой же ты песню такую,
Пропой мне, дивчина,
на милость,
О том, как брат братом торгует,
Как сгинули молодость, сила,
Как вдовушка плачет тоскливо,
Бездомным мальцам сиротливо.
Пропой!
Или смолкни, – оставь же!
Уж выскочить сердце готово,
Готово сгореть. –
Так очнись же! –
Земля там грохочет сурово
От криков:
И страшных, и
злобных,
И песен предсмертных, надгробных…
И буря там ветви ломает,
А сабля свивает венцом их;
Овраги, как пасти, зияют, –
Там кормятся пищей
свинцовой,
И смерть там – улыбкою милой,
Для сладкого сна же – могилы!
Ах, песни и эта улыбка…
Чей голос пропеть мне сумеет? –
Кровавым
напоит напитком,
Таким, что любовь онемеет…
Тогда уж я сам запою –
Тоскую о ком и люблю!..
Прощальное
1868
Не плачь ты, мама, не скорби,
Что стал сынок твой
гайдуком,
Гайдук, ты знаешь, – бунтовщик,
Оставил, бедную, тебя
В тоске
о первенце своем!
Кляни же, мама, проклинай
Ты за изгнание – врагов,
На
что нас, юных, обрекли.
Чужбина стала кровом нам, –
Мы не милы,
скитальцы, ей!
Но знаю, мама, мил тебе,
Раз так боишься за меня…
Уже мы
завтра перейдем
Спокойный белый наш Дунай!
Ну что поделаешь теперь,
Коль сына, мама, родила
С юнацким сердцем боевым, –
Оно не может не
пылать,
Пока беснуются враги,
Поганя мой родимый дом:
Где я мужчиной
вырастал,
К груди твоей там припадал,
И где любимая моя,
С улыбкой
кроткой на лице,
Очами черными пленила –
И сердце скорбное твое;
И
братья там мои с отцом
Переживают за меня!..
Ах, мама милая моя,
Прости
бойца и прощавай! –
Уже винтовка на плече, –
На глас народный я спешу,
На смерть безбожному врагу.
Я – за любимую мою,
За всех, за вас – мою
семью –
Оружье взял.
А, там уж… сабля пусть покажет –
Достоин ли юнак
ее!
А если вдруг услышишь ты –
Пропела пуля над селом,
И молодцы мои
кругом, –
Ты выйди, мама, и спроси,
Что им известно обо мне?
Коль
скажут – пулей я сражен,
Прошу тебя, – не плач тогда,
Не верь, кто скажет
обо мне:
«Тебе опорой не был он».
Ступай, родимая, домой,
И сердце ты
свое открой, –
И младшим братцам расскажи…
Пусть брата помнят своего,
И знают как, за что погиб,
Что унижений не терпел,
Что гордо голову носил,
И не склонял перед врагом.
Скажи им, мама, – помнят пусть
И ищут брата
своего,
То, что осталось от него:
Средь скал, где селятся орлы,
А
кровь, – кипучую как смоль, –
В больной истерзанной земле.
И пусть ружье
они найдут
И саблю верную мою.
А коль увидят где врага, –
Что ж, –
поприветствуют его
Свинцом
и сталью, следом, приласкают…
А, если же,
мама, не сможешь
От горя ты выполнить это, –
Когда соберутся девицы
Перед крыльцом, на хоро, *)
И будут мои погодки,
Любовь моя, с нею –
подружки, –
Ты выйди к ним, мама, все же,
И, с братьями вместе, послушай
Юнацкую песню мою. –
Узнаешь о том, как погиб я.
Какие слова промолвил –
Пред смертию, перед дружиной…
Я знаю, тебе будет тяжко
Все это веселие
видеть.
А встретитесь взглядом с милой –
Вы обе печально вздохнете:
Два чудных разбитых сердца, –
Желанной моей и твое!
И слезы горючие
капнут
На старую грудь и младую…
Все это пусть братья увидят,
А время
придет – возмужают,
И будут, как я, – беззаветно
Любить
и врагов
ненавидеть...
А если же, мама родная,
Вернусь я живой и здоровый,
Со знаменем нашим священным,
С друзьями моими лихими,
В завидной военной
одежде,
Да с грозными львами на шапках,
На плечах – старинные ружья,
У
пояса – сабельки-змеи… –
Могу лишь представить, что будет
Тут с вами:
С
тобой и с любимой!
Бегите, цветы собирайте,
Нарвите плюща и герани,
Плетите венки, украшайте
Вы головы наши и ружья…
Вот вижу: идешь ты с
букетом,
Прильнула ко мне и целуешь,
На лбу прочитав мою клятву:
Два
слова – святых и заветных –
Достойная смерть и свобода!
Я тут же любовь
пригрею,
И руку к груди прижму я,
Чтоб слышала голос сердца,
Отважного
сердца юнака…
И плач заглушу поцелуем,
И высушу слезы губами.
А после…
Прощай, моя мама,
И помни, любовь, обо мне!
… И тронулась с Богом
дружина,
А путь ее страшен, но славен;
Я, может быть, юным погибну…
Но
хватит вполне мне награды, –
Что скажет народ мой однажды:
«Он умер,
бедняга. за правду,
За правду и за свободу»…
*) болгарский народный
танец.
Гайдуки
Отец и сын
Деда, сыграй на свирели,
а я запою охотно
песни гайдуцкие наши –
о славных былых временах:
Чавдаре – любимом герое,
Чавдаре – лихом атамане –
Петки Страшника сыне!
Пусть слышат девчата и парни
на сходках и посиделках,
юнаки на горных
кручах,
в прохладных корчмах мужчины:
каких молодцов рождала,
рождала и
ныне являет
свету болгарская мать;
каких силачей вскормила,
вскормила,
и холит, и поит
прекрасная наша земля!
А что до меня, – устал я
Любовные песни слушать
И петь каждый раз о страданьях,
о муках, о доле
бедняцкой,
о собственных бедах, печалях,
о черной тоске ядовитой!
Тяжко
и грустно, дедуля,
но все же, сыграй, не бойся, –
юнацкое сердце бьется,
и голос мой – медный, луженный,
и звонкий, как горное эхо, –
уж если меня
не услышат, –
песня моя пронесется
по взгорьям и по долинам, –
и
снова леса подхватят,
а долы ее повторят,
и черная грусть отхлынет,
кручина-тоска – от сердца!
А тот, кто беду все кличет, –
неужто проймешь
такого? –
Юнак лишь мучений не стерпит,
не раз говорил и скажу:
-
Тому повезло, кто умеет
за честь и за волю сражаться –
с добрым – по
доброму жить,
а лихо – до дна, – дорога одна…
О том и поется в песне!
1.
Кто не знает воеводу,
кто не слышал о Чавдаре? –
Чорбаджия*)
кровопивец,
иль турецкие сердары,**)
иль погонщики отары,
да голодные
бедняги?
Кто не слышал о Чавдаре, –
что отцовскую дружину
двадцать лет водил по свету.
Вот уж страшный был повстанец
для душманов,
чорбаджиев;
но для бедняков несчастных –
был защитою надежной!
Потому
и льются песни
по лесистым склонам Странджи,
по лугам Ирин-Пирина;
льется медный звон свирели –
и от древнего Царьграда
до земель соседних,
сербских,
с моря Белого к Дунаю;
песням голос жницы вторит –
на
просторах румелийских…
У родителей одним был
сыном славный воевода,
и
душой дружины верной.
Мать в младенчестве оставил,
от отца он отдалился,
без сестер Чавдар, без брата, –
гол-сокол во всей округе;
только дядя,
кровопивец,
да надежная охрана!..
Лет двенадцати парнишку
в пастухи к
нему отдали, –
По чужим дворам таскаться,
На чужих харчах взраститься.
День-деньской Чавдар трудился,
от рассвета до заката!
А за рабский труд –
в оплату –
Не в подъем корзину вынес
он для матери в подарок –
слов
тяжелых, очень едких:
«Что же ты, родная мама,
отдала меня батрачить,
коз, овец гонять по селам, –
надо мной чтоб все смеялись
и в глаза мне
говорили, –
твой, мол, батька – воевода –
над такой большой дружиной, –
три округи держит в страхе,
захватив хребет Балканский,
я же –
сторожем при дяде –
этом мерзком кровопийце!
Нянчу выродка чужого,
час
от часа слыша ругань,
будто я какой звереныш,
и не стать мне человеком.
Все грозит сгноить в темнице,
иль в котел кипящий бросить,
да в лесах
Кара-баира
на кол голову насадит!..
Человек он злющий – дядя! –
Говорю
тебе я, мама,
не хочу при нем дежурить
и мальчишку караулить,
и овец
пасти паршивых. –
Пусть сожрут их псы да птицы!
Я к отцу идти намерен,
жить при нем в горах Балканских:
татко там меня научит
истинно мужскому
делу».
Мать в тревоге заметалась, –
словно камень лег на сердце,
и в
глаза глядит Чавдару,
в очи черные, большие,
кудри вьющиеся гладит,
и
рыдает, причитая…
А Чавдар с опаской смотрит,
со слезой глядит во взоре,
и с волненьем мать пытает:
«Отчего, скажи мне, плачешь?
Неужель, отца
схватили,
полонили и убили,
ты одна теперь осталась,
без кормильца,
беззащитна?..»
Приласкала мать Чавдара,
в очи черные целует
и со
вздохом произносит:
«О тебе, Чавдаре, плачу,
за тебя переживаю,
мой
единственный сыночек,
писанный ты мой красавчик,
глупенький мой
несмышленыш, –
молодой еще да ранний.
Как же мне не быть в печали,
что
к отцу, сынок, идешь ты, –
гайдуком, – возьмешь,да станешь!
Приходил твой
татко ночью,
о тебе все вел расспросы,
да меня ругал, бранился,
что
тебя, мальца, послала
не к нему в отряд, а к дяде…
Видя, сын, каков ты
вырос
добрым молодцем отважным,
хочет он тебя отправить
разным грамотам
учиться.
Или взять в свою дружину –
с ним ходить по горным тропам…
Сотню раз твердил наказ мне, –
чтоб тебя я, в день воскресный,
привела на
сбор, в их лагерь…
Ты ступай, Чавдар, сыночек,
мой единственный,
кровинка, –
завтра ждать тебя он будет;
только, сын мой, заклинаю,
если
мать свою жалеешь,
видеть слез моих не хочешь,
не водись, прошу, с
дружиной,
пусть отец тебя проводит
обучаться разным книгам, –
и,
глядишь, – когда напишешь
своей матери с чужбины…»
Подскочил юнак в
восторге, –
что к отцу идет он завтра, –
гайдуков увидит грозных,
на
торжественном их сходе;
ну а мать, лихое чуя,
с грустью дитятко прижала,
и, лаская, – причитала…
*) богач, хозяин в период турецкого рабства
**) тур. – военачальники.
«Беглянка»
Возле рощи, на
поляне
Звук свирели голосистой;
Красна девица Стояна
Выбегала за
водицей.
А из сада: ругань, крики, –
Тетка выскочила мигом:
«Ты с
ума сошла, Стояна,
И куда же ты так рано?»
За водой с ней
напросилась,
А сама к снохе спустилась:
Оболгать ее, Стояну,
Что
сбежала на поляну.
Залезает тут старуха
На чердак высокий прямо
И
бранится, что есть духу, –
Заприметив стяг багряный…
На ветру там
знамя реет,
Средь юнаков, средь дружины,
И Стоянки стан белеет –
Уж в
объятиях Дойчина.
Как шаги гайдук услышал
Своей маленькой зазнобы, –
Из толпы юнаков вышел –
Познакомить с нею чтобы:
«Ей, ребята,
подождите,
На девицу поглядите! –
То моя лесная птица,
Я решил на ней
жениться!»
И с веселой шуткой, прытко,
Пошагал встречать Стояну,
А
завидел как улыбку, –
Враз салютом выстрел грянул.
И пошла пальба в
округе,
Смех и песни – в круге тесном.
А она – простерла руки –
И
обнял Дойчин невесту.
Ну а мать, – тайком взирает
На подобную
картину,
Слезы льет и проклинает –
То Стояну, то Дойчина:
«Не
цвести, в любви сгорая,
Девка блудная, с Дойчином,
Будешь сохнуть, увядая,
Постареешь, без причины!
Хворь тобой пусть овладеет,
Желчь появится
на теле,
И Дойчину не укрыться
От цепей и от темницы.
Храбрецу, к
тебе что жмется,
Быть нанизанным на палку… –
Пусть тогда себе смеется,
Улыбается русалкам!
Знай, что брата он обманом
Заманил в свою
дружину,
И тебя разлучит с нами,
Отца, матери лишит он!»
От той
речи пробудился
И отец Стоянки старый,
Вышел в сад и изумился,
И по лбу
себя ударил.
Но увидевши Дойчина,
Дочь свою, родного сына,
Молча
бороду погладил
И сказал, на рощу глядя:
«Лес, мой лес, кормилец
милый,
Сколько лет меня хранил ты, –
Меня, старого вояку,
И друзей моих
– юнаков.
Сохрани, мой лес, и чада, –
Пока солнцу в мире рады,
Птицы кружатся над нами,
Пока реет наше знамя!».
Борьба
Юность проходит в тоске и неволе,
Кровь моя гневно вскипает от боли,
Мрачен мой взгляд, и умом не отмечу –
Зло ли, добро ли идет нам навстречу…
Прошлое на душу камнем ложится,
Злобная память терзает без меры,
В пылкой
груди: ни любви и ни веры,
Нет и надежды от сна пробудиться. –
Умный,
едва ли, так скоро проснется! –
Умный у нас идиотом зовется.
Глупый –
почетные титулы носит. –
«Он же богат!». Но никто и не спросит,
Сколько
он душ загубил для наживы,
Сколько сирот он несчастных ограбил
И перед
Господом сколько лукавил:
Словом, молитвой и клятвою лживой…
Всех под себя
подминает мучитель.
Церковь с попами в дуду его дует.
Гнет свою шею и
дикий учитель.
С ним заодно и газетчик мудрует, –
Знайте, мол, страх – он
от Бога, –
А это – началомудрости всякой…
И это сказала –
Стая
волков, что в овечки рядится, –
Ложь их, что камни, в основу ложится
«Святости» разной, а ум человечий
Скован тяжелою цепью навечно!..
Царь
Соломон, этот властный развратник,
В рай уж давно был куда-то запрятан.
Притчи там сеял между глупцами…
Свет и теперь не устал повторять:
«Бойтеся
Бога и чтите Царя!».
Глупость священна. Веками вставали
Разум и совесть за
правое дело;
В муках, в неволе бойцы погибали,
Только, – ну что же могли
они сделать! –
Миру привычно хомут волочить,
Зло и тиранство по-прежнему
чтить;
Руку железную страстно лобзают,
Лживым устам неподдельно внимают:
Только молчи и молись, когда бьют,
Кожу сдирают живьем с тебя звери,
Кровь
твою змеи по капельке пьют,
Только на Бога надейся всецело:
«Боже,
помилуй, – я грешен!» – Бог видит, –
Взывай и молись, уповая на веру, –
Бог не накажет, кого ненавидит…
Мир так устроен! Лживость и рабство
Здесь,
на бездарной земле процветают, –
Словно завет – от потомства к потомству
Вечно – и денно, и нощно вручают…
И в этом вот царстве, кровавом и грешном,
Подлости царстве, разврата и скорби,
Царстве рыданий, – где зло бесконечно, –
Борьба закипает и, поступью скорой, –
Приблизит священный конец…
Воскликнем же: «Хлеб или свинец!».
Странник
Живо,
странник, шествуй скоро,
Отчий дом вот-вот увидишь,
Перед домом водят
хоро,
К хороводу ты и выйдешь.
«С возвращеньем!» – тебе скажут
Дети, бабушки, подевки, *)
А девчата – те играют
У подружки на засевках.
**)
Не беда! Забыть придется,
Что была тебе всех ближе;
Но и для
тебя найдется, –
Ты ведь Богом не обижен.
Выйдет мать твоя родная.
У порога встретить сына,
И заплачет, причитая, –
«Дождалась сынка с
чужбины!».
И к груди твоей прижмется,
И обнимешь ты старушку,
Грусть-печаль из уст прольется,
Распахнет тебе всю душу:
- Слушай,
только не рыдая,
Что любовь твою сгубили,
Ждет тебя и весть другая:
Про отца и братьев милых.
Турки батюшку убили,
Ну а братцев твоих,
вскоре,
Посадив в тюрьму, сгноили,
Отравили их в затворе.
Что о
том! – Ты жив и бодр,
Сам отцом ты будешь, может,
Бог и милостив, и добр,
–
И глядишь, – наш род продолжишь.
Полно плакать! Эх ты, баба! –
Это бабы плакать вольны,
Да сироты – те, кто слабы,
Ты ж, ни голоден, ни
гол, ведь.
«Бог, прости!» – Ты скажешь только
В церкви, под
эпитрахилью,
И сзывай гостей к застолью.
Будь, как был, – таким же
сильным.
Ты возьми красну-девицу
Иль уродца, но с приданым, –
Деток куча наплодится,
Гни хребет свой неустанно…
Так глупец, –
уверен даже,
Что чудесно он живет.
И никто ему не скажет:
Человек он
или скот!
*) девушки на выданьи;
**) свадебный обряд.
Ей
Хочешь знать, зачем у вас
Побывал я в поздний час,
Перелез через забор
И прокрался, словно вор?
Я не стар, как твой
супруг,
Чтоб не видеть ночью мне.
Был со мною рядом друг –
Острый
ножик на ремне.
Ночь – хоть выколи глаза, –
Я подполз к окну, как уж,
–
Вижу, – спят все, тишина,
Спишь и ты, а рядом – муж.
Там в саду
таился я,
Сжала нож рука моя:
Разгуляюся, авось, –
Испытает мою
злость.
Вижу я – свеча горит, –
Спите вы; в моей груди
Гневом вся
душа горит, –
Яд меня испепелит.
Так свеча глаза мне жгла,
Что
не видел я, как мгла
Отступила и прошла,
И заря уже взошла. –
С
песней бойкой соловья
Пробуждалася заря,
А в оконце голова
Показалася
едва.
Тут же я тебя признал,
Даже вздрогнул, и сказал
Соловью:
«Настанет день!..» –
И махнул через плетень…
Вот зачем я был у вас
Темной ночкой, в грозный час:
Так и знай, – в другой уж раз,
Но умрет один
из нас.
Юрьев день
Паситесь, мирные народы!
Вас
не пробудет чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать
или стрич…
А.С.Пушкин
Ликуйте, народы! – от стара до млада,
Восславьте вы Бога, восславьте царя!
Сегодня – ваш праздник. Овечье же стадо
Все также нуждается в поводырях,
Когда этот царь, глупец беззаботный,
Как,
впрочем, любые земные вожди,
Стадо погонит палкой добротной, –
Тут уже в
помощь и псов цепных жди –
Министров ручных, без чинов и зарплаты.
А царь
настоящий посмотрит на них:
«Везет же им, – скажет, – живут же ягнята,
Получше, пожалуй, чем люди мои!».
И тронется стадо – от млада до стара,
Торенным путем поплетутся они, –
Идут на закланье, – раз надо, так надо, –
Сегодня ведь праздник… –
Под нож их гони!
…А что же, Георгий? –
Бездушный разбойник?
И жертвы он хочет, – святой наш поборник?
- Пастух ее
ждет, как небесную манну,
Да поп полупьяный, – набить бы карманы,
И жаждут
властители ваши, цари
Гаремы пополнить поганые чтобы,
И все это сделать –
во имя утробы.
А тех, кто молчит, – потрошат, обдирают,
Берут. Что
досталось вам кровью и потом,
Под дудку чужую плясать заставляют!..
С
богатым и бедный гуляет охотно,
Где пьют – там и песни поют,
Царей
восхваляют и чествуют Бога…
Ликуйте, народы! Сегодня ваш праздник…
Так
торной дорожкой, под блеянье,
Овцы бредут.
Патриот
Патриот – отдаст он душу
За науку, за свободу;
Не свою вот только, братья,
–
Душу своего народа!
Всем добро готов он делать, –
Лишь за звонкую
монету.
Человек он, – что ж поделать? –
Продает себя за это.
Он
прилежный христианин:
Не пропустит и обедни;
Но и в церковь он приходит –
Как делец, торгаш последний!
Всем добро готов он делать, –
Кто
заплатит подороже,
Человек он, – ну и что же? –
И жену, глядишь, заложит.
Человек он с добрым сердцем:
Все поделит с бедняками;
Но не он вас,
братья, кормит, –
Сыт он вашими горбами!
Делать всем добро готов он,
У кого шуршит в кармане,
Человек он, – что ж такого? –
Съест и душу с
потрохами.
Почему я не?..
Ну, почему я не поэт,
как наш Пищурка?*) – Жалко! –
Глядишь бы. оду посвятил
я бабушкиной
прялке.
И отчего я не поэт.
как наш Сапунов**) третий? –
Уж я б
запел, – коней воспел
владыки – в лучшем свете!
И не Владикин***)
почему? –
Такую б выдал драму:
послал бы жаб, погнал мышей
на бой с
царем Раданом!
И не Войников****) отчего,
писатель плодовитый? –
Для благодетеля царя
я б рифмовал молитвы!
И не Пърличев*****) – Ох,
как жаль! –
Создал бы Илиаду, –
уж получил бы я сполна
за перевод –
награду!
Ну чтоб Словейковым******) мне быть? –
Певать и плакать
горько…
- «Не поется, не смеется.
буду блеять только».
Почему ж,
не Вазов*******) я? –
Все бы сеял «Веру», –
вдруг,да станет волк овцой,
а овечка – серым!
*) Пищурка Крыстьо (1823 – 1873) – общественный
деятель культурно-просветительного направления.
**) Сапунов Константин (1844
– 1916) – журналист. Ботев осмеивает его и Пищурку как авторов навных
стихотворений, написанных на мелкие, незначительные темы.
***) Владикин Иван
– учитель, автор неудачных исторических драм.
****) Войников Добри (1833 –
1877) – видный болгарский просветитель и литератор. Автор критикует
непоследовательность его политических взглядов.
*****) Пърличев Григор (1870
– 1893) – поэт, деятель болгарского просвещения.Его перевод «Илиады» подвергся
резкой критике и был им самим уничтожен.
******) Славейков Петко (1828 –
1895) – крупный общественнный деятель, поэт. Хр.Ботев критикует его
стихотворение «Мне не поется», в котором автор говорит об отказе от борьбы.
*******) Вазов Иван (1850 – 1921) – известный болгарский писатель. Христо Ботев
высмеивает его стихотворение «Моя вера»(1872 г.), зовущее к социальному миру.
Послание
(Святителю Тырновскому)
Святый
владыка! Пастырь народный!
Тебе свои песни пою я во славу,
И ты, говорю
тебе, отче, достоин
Не токмо епархии, даже – державы.
И, как человек,
почитающий Бога,
Желаю узнать, говоря между нами, –
Где это попик наш был
убогий
В церкви обласкан тобой ильв хамаме?*)
Поелику, отче, в селе
болтают,
Что в Старой Загоре, куда ты ходил,
Попа ли, бревно ли, – того не
знают, –
Мол, в баньке ты в сан возводил.
*) турецкая баня.
Хаджи Димитр
Жив еще, жив он! Там на Балканах
Лежит и
стонет в кровавой луже,
Юнак, с глубокой у сердца раной,
Годами – молод,
но духом – дюжий.
Ружье отбросил, закинул саблю –
Ее обломки блестят
поодаль;
Мутнеют очи и силы слабнут,
Уста проклятья вселенной молвят!
Раскинув руки, лежит, а в небе
Сияет солнце, печет – нет мочи,
И в поле
жница поет о хлебе,
И кровь сильнее в груди клокочет.
Настала жатва…
Смелей, рабыни,
О доле пойте. Согрей же, солнце,
Ты эту землю, в которой
сгинет
И этот воин… Но слышишь, сердце! –
Кто погибает в бою за
волю, –
Не умирает; о нем рыдают
Земля и небо, и лес, и поле…
Поэты
песни о нем слагают…
Укроет в полдень крылом орлица,
Волк осторожно
залижет рану,
Взовьется сокол – отважных птица, –
И тот заботой окружит
брата.
И выйдет месяц. – Наступит вечер,
Усеют звезды весь свод
небесный,
В лесных чащобах подует ветер –
Шумят Балканы гайдуцкой песней!
И самодивы в одеждах белых,
По нежным травам, едва ступая.
Слегка
коснутся больного тела,
И песней дивною обласкают.
Одна русалка
врачует нежно,
Кропит другая – водой студеной,
А третья, – в губы целуя, –
спешно,
Зажжет улыбку в глазах бездонных!
- Скажи, сестрица, где наш
Караджа?*)
И где лихая моя дружина?
Возьми же душу, когда расскажешь,
И
пусть застынет тогда кровь в жилах!..
Всплеснув руками, вдруг взмоют
феи,
И в поднебесьи кружиться будут –
Вплоть до рассвета, с волшебным
пеньем,
Следы Караджи ища повсюду…
… Уже светает… А на Балканах
В
кровавой луже юнак страдает,
И осторожно волк лижет рану,
И снова солнце
нещадно жарит!..
*)Караджа Стефан – вождь повстанческой четы,
перешедшей одновременно с четой Хаджи Димитра из Румынии в Болгарию для борьбы с
турками. После разгрома был казнен в г.Русе.
В корчме
Тяжко мне, вина тащите, –
Во хмелю забуду скоро
То, что вы не отличите,
Дурни,
Славу от позора!
Позабуду край свой родный,
Кров отцовский,
где мы жили,
И друзей, что дух свободный,
Дух борьбы в меня вложили.
Позабуду род свой бедный
И священные могилы,
Кто кусок, и так последний,
У народа тащит силой.
Грабят наш народ голодный:
Грабит подлый
чорбаджия,
Грабит нас торгаш дородный,
Поп, на Божьей литургии!
Грабьте, грабьте, без разбора!
Грабьте! Кто вам помешает!
Отрезвеем мы не
скоро:
Мы в корчме вино вкушаем!
Пьем, поем мы буйны песни,
Скалим
зубы на тиранов:
Стал кабак уже нам тесен,
И кричим мы: «На Балканы!»
Мы шумим… Но как трезвеем,
Клятв не помним мы, отныне,
И в бессилии немеем
Перед жертвами святыми!
А тираны, в злом разгуле,
Край терзают наш
опальный,
Режут, вешают и губят
Наш народ многострадальный!..
Но,
налейте! – Пить я буду,
Свою душу облегчая,
Чувства трезвые забуду,
Твердость духа растеряю!
Буду пить назло врагу я,
Вам на радость,
патриоты!
Пью, – ну чем же я рискую?
Пейте, пейте… Идиоты!
Моя молитва
«Благословен Бог наш…».
О, мой Боже, правый
Боже!
Нет, не тот, что в небесах…
Ты во мне самом, мой Боже, –
В душах
наших и сердцах.
Ты, не тот, пред кем извечно
Гнут святоши свои спины
И пред коим палит свечи
Бессловесная «скотина».
И не Ты себя
восславил,
Сотворив жену и мужа,
Человека же оставил
На земле рабом
послушным.
Нет, не Ты попов помазал.
И царей, и патриархов,
Чтоб в
неволюшке погрязли
Толпы братьев моих жалких.
И не Ты внушаешь
робость,
Всех к терпенью призывая, –
Лишь молитвами – до гроба –
И
надеждами питая.
И не Ты лжецов безбожных
И бесчестных вождь тиранов,
Идол всех глупцов вельможных,
Рода нашего душманов.*)
Ты, Господь
мой, – светлый разум,
Угнетенных всех – опора,
Чьей победы славный
праздник
Встретят люди очень скоро.
Лишь вдохни Ты в них, о Боже,
И привей любовь к свободе, –
Чтоб сражались, кто как может,
С душегубами
народа.
А когда рабы восстанут, –
И в меня вложи Ты силу, –
Я в
ряды борцов тех встану
И найду себе могилу…
Пусть вовек да не остынет
Буйно сердце на чужбине,
Вещий голос, да не сгинет
Вопиющего в пустыне.
*) враг, неприятель.
Туча тёмная нависла
Туча
темная нависла
По-над лесом, над Балканом:
То ли дождик мелкий брызнет.
То ли ждать нам урагана…
Эх, дедусь, лихое время!
И соха едва
влачится,
Ты во след ей сеешь семя,
Градом пот с лица струится.
Отчего идешь задумчив
Ты над черными броздами, –
Испугала ль злая туча,
Или мрут детишки малы?
Расскажи, старик. Я помню, –
Молодцом каким,
бывало,
Ты пахал, а баба Стойна,
Да простит Господь, – певала.
В
прошлый год, ты помнишь, как-то
Проходил я мимо леса, –
Средь юнаков
восседал ты
Вожаком – в кругу их тесном…
Вот каким ты был недавно!
Нынче ж, плачешь, – в чем же дело?
Иль не вьется стяг твой славный,
Или
сердце постарело?
- Эх, сынок! Пошто пытаешь?
Слышишь, ворон
раскричался…
Коль пойдешь в село, – узнаешь
И поймешь, о чем печалюсь.
За сохой я – воин старый…
Много там людей собралось,
Перед их
предстали взглядом –
Мои парни, мои чада.
И торчат, – увидишь скоро,
–
Головы их на жердинах,
На жердинах, да на кольях… –
Перебились две
дружины.
Воеводы – оба братца,
Оба преданных мне сына, –
Меж
собою стали драться
За отцовскую дружину.
Видно, тесны стали горы
Несговорчивой дружине, –
Вот и головы – на кольях –
Чтобы плакал всяк,
кто минет…
Боже, громом покарай ты!
Ветер, прах мой разметай ты!
Чтоб не видеть деток малых,
Как несчастные их мамы
Станут близ жердей
тех руки
К головам тянуть и биться,
И вовек пребудут в муках,
Горем,
бедные, убиты…
Капли первые упали,
Гуси враз загоготали,
Белый
свет – вот-вот померкнет –
Это вам не дождик мелкий.
Всяк бежит в
село – спасаться –
- Дед, пора бы распрягаться…
Ну пошли! А то намокнем…
- Лучше помереть помог бы!
Казнь Васила Левского
О, родина, любимая Отчизна,
О чем скорбишь ты и плачешь слезно?
Над чьей
могилой ты правишь тризну,
Проклятый ворон, предвестник грозный?..
Я
знаю, знаю, плачешь почему, –
Сегодня ты – бесправная рабыня,
Священный
голос канул твой во тьму,
Как голос вопиющего в пустыне.
Так плачь! –
Над стольным городом твоим
Я виселицы видел призрак черный, –
Твой верный
сын, что был тобой любим,
Болгария, –
Он палачами вздернут…
Зловеще ворон кружит над тобой,
Да псы и волки рыщут по округе,
Взывают к
Богу старики с мольбой,
Плач женщин, дети мечутся в испуге…
Зима поет
все туже песню зла,
И снежный вихрь, словно терн колючий,
И скорбь, – на
сердце каждого легла,
И нет просвета в жизни сей дремучей.
Перевод с болгарского Всеволода Кузнецова.
1973 – 2003гг. Россия – Болгария – Россия.
|
