|
|
Владимир ТЫЦКИХ. Сигнальные костры |
|
2009 г. |
Форум славянских культур |
|
РУССКОЕ ПОЛЕ |
|
|
|
Владимир ТЫЦКИХСигнальные кострыПутевые заметки «УЧАСТОК ОБШИРНОЙ ТЕРРИТОРИИ» Антуан де Сент-Экзюпери. «Высшая роскошь – роскошь человеческого общения». В Хабаровске с общением – роскошно. Друзей – настоящих – больше, чем времени, живи здесь хоть полгода. Гена Богданов возит владыку. Нас, участников автопробега, носит на руках. Все четыре года. Человек неумолчный. Девяносто процентов монологов – проповедь православия. Остальное – литература. Поэзия. «Не размышлять по мелочам И не отринуть в заумь слепо Души российской вещий слепок С кошмаром душным по ночам. / Пусть еле теплится свеча… Святые мощи в старом склепе Молитвенный услышат лепет – И значит, вера горяча. / А в памяти живет надежда И многотрудность наших дней – Смиренье ненависти прежде, И потому любовь сильней…». Гена Богданов – поэт. Профессор, доктор наук, геолог, исходил пешком Чукотку с Камчаткой и большую часть материкового Дальнего Востока. Юрий Сергеевич Салин. «Зубастые восходящие звезды науки, убеленные сединами и отмеченные лысинами маститые профессора, выступая в его присутствии, не могут себе позволить расслабиться ни на мгновение. – Не кило`метров, а киломе`тров! – Простите, что у вас не замерзает? Порты`? Портки` то есть, штаны? Может, все-таки по`рты? – Что-что? «Географическое отображение прототипа природного феномена складки в метрическом евклидовом пространстве мерности два»? Это еще что за пугало? В переводе на русский – «рисунок складки плоскости»? – И у слушателей, подавленных трехэтажными премудростями мерности два и признавших было безоговорочное интеллектуальное превосходство докладчика, разочарованно вытягиваются лица». Из очерка Юрия Салина «Под знаком вечности» – о профессоре Юрии Александровиче Косыгине. Между прочим: «…Капицам, Крыловым, Филатовым и Сеченовым Юрий Александрович – близкий родственник». Забыл сказать: Юрий Салин – писатель. Формально – такой же член того же Союза писателей России, как некий приморец, увенчанный столь громкими титулами, что перед ним невольно хочется присесть. Пока не прочтёшь оксюморонов типа: «С тех пор во Владивостоке стал закладываться фундамент культуры, появляться свои литераторы, художники, музыканты, артисты» (выделено мной – В.Т.). Или: «…линия городской общественной жизни не прекращается…, давая все новые и новые имена…». А то ещё – пожалуй, последнее на этот раз: общую культуру «с детства старались привить ему его родители самой гуманной, самой человечной профессии». Нет, прошу прощения, ну как же устоять перед такой прелестью: «…быстро втянулся в дело и, накапливая опыт, добросовестно исполнял должностные обязанности на своем участке обширной территории таможенных связей, поручений, подчинений, документации»! Нельзя не заметить: «свой участок обширной территории таможенных связей, поручений, подчинений» – тоже очень неплохо. Из творцов сего неподражаемого стиля и вырастает иногда тот тип, который Иван Гурко определил в «людоеды». Стоит только к филологической полуграмотности, нередко формирующей тайный комплекс, прибавить претензию на гениальность. Отдельные литераторы, хворающие завышенной самооценкой, демонстрируют дюже активную жизненную позицию. Во Владивостоке, где живёшь больше четверти века и принуждён быть человеком «публичным», спрятаться от них удаётся не всегда. В Хабаровске, куда приезжаешь на краткое время, есть свобода выбора: можно общаться лишь с теми, кто не убивает дружбу высокомерием. Люблю ездить в Хабаровск. P.S. Цитата в тему. Жоржи Амаду. …есть у меня собственное моё, личное кладбище, я его открыл и освятил несколько лет назад, когда слегка огрубел душою. Я хороню там тех, кого убил, вернее, тех, кто перестал для меня существовать, тех, кого в один прекрасный день лишил своего уважения и кто, стало быть, умер для меня. Когда некто переходит все возможные границы и наносит мне обиду настоящую, то есть непростительную, я перестаю на него злиться и раздражаться, и в драку не лезу, и отношений с ним не прерываю, и по-прежнему отвечаю ему на поклон. Нет, я сваливаю его в братскую могилу на моём кладбище, где не существует отдельных могил и семейных склепов, нет, там все лежат вповалку в безобразии и бесстыдстве свального греха. Этот некто для меня покойник, в землю зарытый и землёй присыпанный, и, что бы он ни делал, обидеть меня или ранить у него уже никак не получится. Время от времени – и слава богу, что не слишком часто! – хороню я тех, кто нарушил клятву, покривил душой, поступил бесчестно и бессовестно, тех, кто был корыстен, лжив, вероломен, лицемерен, нестерпимо заносчив, – высокомерием и спесью меня ничего не стоит обидеть. Лежат они на этом маленьком и уродливом кладбище, схоронил я их без цветов, слезинки над ними не уронил и даже не вздохнул горестно, лежат и гниют они там – есть среди них мужчины, есть и женщины, немного, правда, – те, кого я вымел из своей памяти, вычеркнул из жизни. Когда порою я встречаю этих призраков на улице, то здороваюсь и останавливаюсь перемолвиться с ними словечком, слушаю и впопад отвечаю на их слова, киваю на похвалы и от объятий, не в пример Екклесиасту, не уклоняюсь и подставляю щёку для братского, для иудиного поцелуя. А потом иду своей дорогой, а встреченный думает, что ещё раз меня провёл и обманул, и даже не подозревает, что он мёртв и в землю закопан.
Вернуться к оглавлению "Сигнальных костров"
|
|
СЛАВЯНСТВО |
|
Славянство - форум славянских культурГл. редактор Лидия Сычева Редактор Вячеслав Румянцев |
